Златокудрая Эльза. Грабители золота. Две женщины - Страница 165

165

– Так, – сказал барон серьезно и встал, чтобы придать большую торжественность своим словам. – Я вам отвечу, что нет такого тупика, из которого рано или поздно не нашлось бы выхода: или откроется дверь, которую раньше не знали, как открыть, или обвалится часть стены, чтобы освободить проход… Тогда себя почувствуешь разбитым усталостью и волнениями и начнешь почти сожалеть о том времени, когда ты натыкался на стены, ища злополучный выход. Когда борьба прекратится, нервы, на которых вы держались, ослабнут, из лихорадочного состояния вы погрузитесь в холод и будете дрожать от этого леденящего холода! Что ж, если такой момент наступит, я буду рядом с вами, вас поддержит моя рука, положитесь на мою преданность… Вам не нужно будет что–то говорить, делать откровенные признания – считайте меня своим отцом, братом или просто верным другом.

Эти слова взволновали Елену. Она встала, как господин де Ливри, и пылко пожала руку барона.

– Я согласна, – сказала она просто.

– Теперь, – весело воскликнул господин де Ливри, чтобы не омрачать больше настроение графине, – поскольку вы хотите присутствовать на этом празднике, я к вашим услугам.

– Вы меня не осуждаете? – спросила она почти с робостью.

– Да, я вас осуждаю, – ответил он ласково, – на вашем месте я нашел бы много доводов для того, чтобы остаться здесь со мной, но мне понятно ваше желание и, если вам так уж хочется его удовлетворить, я присоединяюсь к вашему безрассудству.

– Я твердо решила – поеду, – сказала она, чуть подумав.

– Пока, – сказал он. – Я вернусь минут через сорок.

– Я буду готова, – ответила Елена, провожая барона до дверей салона.

В то время как длилась беседа между графиней де Брионн и господином де Ливри, сцена совсем другого рода, которая однако должна была иметь серьезные последствия для Елены, происходила у Мориса.

Множество свечей ярко освещали элегантную туалетную комнату, где заканчивала наряжаться Тереза, создавшая вокруг себя очаровательный беспорядок, На столике сверкал несессер из позолоченного серебра со множеством различных туалетных инструментов. Возле превосходного головного убора лежала пара ажурных чулок. На камине философски покоились миленькие туфельки из белого атласа, соседствуя с баночками помады всевозможных оттенков. Перчатки, папильотки, браслет, платок, колье были разбросаны на мебели как попало. Посреди этого странного смешения привлекали внимание две женщины: одна сидела, нетерпеливая и беспокойная, другая – торопливая и внимательная, была на ногах и металась по комнате, повинуясь приказам своей хозяйки, рылась в ворохах платьев и юбок. Морис, нервничая, ждал, когда закончится государственное дело, именуемое туалетом его жены.

Наконец, Тереза надела перчатки, взяла веер, заставила поднести к зеркалу все свечи, бывшие в кабинете, и несколько минут с удовлетворением созерцала свое отражение; затем она повернулась к Морису.

– Какой ты меня находишь? – спросила она его.

– Прелестной, восхитительной, божественной – все, что хочешь… Ты готова?

– Совершенно.

– Наконец–то! – воскликнул Морис со вздохом облегчения.

– Как, сударь, вы были несчастны, присутствуя при моем туалете?

– Нет, но я устал ждать, – сказал он, бросая на руки горничной груду одежды, которой он был все это время завален.

– Почему же ты не освободился от всего этого раньше? – сказала Тереза, разражаясь серебристым смехом при виде жалобной мины, которую состроил ее супруг.

– Ты приказала мне не двигаться, – ответил он. – Впрочем, куда бы ты хотела, чтобы я положил этот ворох? Погляди вокруг: если ты найдешь свободное местечко на креслах, камине, на столе или на ковре, я соглашусь просидеть еще час, забросанным дамскими тряпками, в этом углу.

– Это правда! – воскликнула Тереза, – в эту минуту моя туалетная комната может не завидовать твоему кабинету: и там, и тут – мешанина. Боже мой! Какой это прекрасный беспорядок… когда едешь на бал! Кстати, уже пора ехать?

– Нет еще, у нас есть двадцать минут, я распорядился подать экипаж к десяти часам.

– Чем бы заняться пока? Я боюсь помять платье, если сяду. Да, а где же наши пригласительные билеты?

– Я их видел погребенными под баночкой с кольдкремом и подвязками.

– У тебя зоркие глаза.

– Надо же было что–то делать, пока ты одевалась. Я испытывал свое зрение.

– И вы не можете на него пожаловаться, – сказала Тереза, улыбнувшись своему мужу. – Она взяла пригласительные билеты и, чтобы занять себя, стала изучать их текст. – Мадам Тереза Девилль, дама–попечительница, – сказала она, важничая. – На целую ночь я буду представительным лицом. Жаль только, что мне придется разделить свои полномочия со столькими соперницами: нас более двадцати! Правда, все эти дамы титулованы, а у меня нет никакого титула – это меня выделяет из них. – Внезапно она сказала:

– Графиня Елена де Брионн… Ты не знаешь эту даму, Морис?

– Да, я ее знаю.

– Верно. Мне кажется, кто–то говорил о ней.

– Кто?

– Ты, вероятно.

– Не думаю.

– Тогда мой кузен Казимир.

– И что же он тебе говорил насчет нее? – спросил Морис тоном, который пытался сделать безразличным.

– Всякие глупости, – сказала Тереза. – Стоит ли их повторять.

– К чему молчать, если это глупости?

– Раз ты никогда не произносил имени этой дамы, которую ты, однако, знаешь, значит у тебя были для этого основания. Зачем нам беседовать о ней сегодня?

– Потому что сегодня представился случай, который до этого не представлялся, – ответил Морис. – Я не доверяю Казимиру: его неисправимое легкомыслие становится опасным, и я хочу знать, что он тебе говорил, чтобы мог ответить в случае надобности.

165