Златокудрая Эльза. Грабители золота. Две женщины - Страница 143

143

Среди самых прилежных посетителей графини одним из первых был, конечно, барон де Ливри. Наблюдательная женщина, которой довелось видеть его несколько раз, набросала бы его портрет примерно такими штрихами: она сказала бы, что у него большие руки, большие ноги, большие усы и большое сердце. «Но тогда он походит на дон Кихота», – ответили бы ей со смехом. – «Возможно, – сказала бы она, не сердясь, – так как тому, о ком мы говорим – господину де Ливри, уже под пятьдесят, но он сумел сохранить все свои иллюзии и ратует за почтительное и скромное отношение к женщинам. За тех, кого он любит, барон всегда готов ломать копья, ради них он способен скитаться по лесам и полям и приносить всевозможные жертвы. У него один из самых оригинальных и тонких умов, а сердце полно неслыханной чуткости, цену которой знают только женщины. Кое–кто упрекает его в странностях, но я не считаю странностями эти качества. Сравнивайте его с дон Кихотом, если желаете, так как я согласна с тем, что герой Сервантеса вовсе не был безумным; просто этот великодушный человек взбунтовался, видя, как всюду процветают беззаконие и эгоизм, и мечтал воскресить эпоху, когда рыцарская вежливость и бескорыстие были в чести».

После барона, в числе задушевных друзей графини надо назвать старую деву лет пятидесяти, очень уважаемую в свете за свой характер и изысканный ум. Она была германской кузиной графа де Брионн. Несмотря на такое близкое родство, она не побоялась признать вину графа в ссорах с женой и, чтобы протест ее был полнее, открыто перешла в лагерь графини, что немало способствовало уважению, которым продолжала повсюду пользоваться Елена, несмотря на ее отделение от мужа и некоторые толки, порожденные длительным ухаживанием за ней Мориса Девилля. Вместе с бароном и мадемуазель де Брионн графиня принимала в своем салоне людей, которых фамильярно называли шевалье и виконт, не добавляя к этим титулам никаких имен.

Эти два прилежных посетителя салона на улице Монсей были очаровательными осколками прошлого века и общества лучшего или по крайней мере более любезного, чем наше.

Шевалье и виконт были знакомы с детства и быстро подружились; они вместе служили в период реставрации, сопровождали Карла X в изгнание и обольщались тем, что воевали с герцогиней Беррийской. Разделенные друг с другом различными событиями во время царствования Луи–Филиппа, они снова встретились в Париже и приняли решение больше не расставаться и зажить под одной крышей, соединив свои состояния, привычки, привязанности и старую мебель.

Никто не был более любим в салоне, чем эти два старика, столь тесно сдружившиеся; они поддавались уму друг друга, они заставляли себя ценить и когда они обменивались репликами, это был настоящий каскад анекдотов, острых словечек и эпиграмм, относящихся к людям и вещам старых добрых времен. Пи ум, ни сердце их не состарились и они не могли находиться рядом с хорошенькой женщиной без того, чтобы не начать ухаживать за ней. Шевалье усаживался по одну ее сторону, виконт по другую и принимались осыпать ее комплиментами и любезностями, однако все эти комплименты были в изысканном вкусе, как говорили во времена их молодости. Та, что подвергалась такой атаке, не чувствовала себя неудобно между двумя друзьями: она наклонялась вправо, наклонялась влево, слушала одного, слушала другого и под очарованием этой остроумной, но сдержанной беседы, скоро забывала о преклонном возрасте своих собеседников, опьянялась и начинала кокетничать в свою очередь. Заглянув немного дальше, можно было бы признать, что если бы целомудренную Сусанну застали врасплох такие старцы, как шевалье и виконт, то она забыла бы об их дерзости под силой воздействия их ума и не пошла бы жаловаться в суд. Двух друзей можно было упрекнуть лишь в одном недостатке, впрочем, безвредном: они слишком любили углубляться в воспоминания. В самом деле, поскольку, их почти всегда принимали вдвоем, все служило у них поводом для совместных экскурсий в прошлое. Под малейшим предлогом они воскрешали его в памяти: сегодняшний праздник заставлял их вспоминать праздник, на котором они некогда были; женщина, пересекающая салон, напоминала им женщину, которая произвела на них впечатление тридцать или сорок лет назад, и т. д.

Казимир Дерош, у которого был скверный язык, имел бы прекрасный случай поизощряться в остроумии и прозвать их, если бы ему было позволено, двумя «Помнишь ли ты?».

В этом маленьком кружке друзей, в котором состояли три или четыре умных женщины и несколько воспитанных обаятельных мужчин, мадам де Брионн провела первые годы, последовавшие за разводом. Ей пытались делать жизнь такой же приятной, какой она делала ее другим, и она почувствовала себя счастливой в этом кругу, где она была окружена преданностью и участием и где нашла прибежище после жестоких волнений, которые ей довелось испытать за короткое время супружеской жизни. Но могла ли она всегда жить в таком безмятежном спокойствии? Не должна ли она была рано или поздно отказаться от этого созерцательного существования? В двадцать пять лет женское сердце подчиняется властным потребностям. Однажды ей представили Мориса Девилля; после множества колебаний, тревог, мучительной борьбы между разумом и сердцем, сердце восторжествовало и Елена полюбила Мориса. Она любила его со всем пылом долго сдерживаемой молодой страсти, со всей энергией своего восторженного характера так, как любила бы, может быть, своего мужа, если бы он оказался достоин ее. Что касается Мориса, то когда он повстречал графиню, ему было двадцать восемь или тридцать лет – возраст, который нравится женщинам больше всего, так как мужчина находится еще в самом расцвете молодости и в то же время обладает уже жизненным опытом, который кажется женщинам залогом счастья. К сожалению, ошеломленный честью, которую оказала ему графиня де Брионн, выделив из всех, опьяненный блаженством, к которому он долгое время стремился, Морис очертя голову, погрузился в прелестную интригу, восхищенный представившимся ему случаем.

143